Лиз Коли - Красотка 13
Посмотрев на меня, Кейт прыснула.
– Можешь ничего не говорить. И так все понятно, – сказала она, глядя на близнецов, которые шли в нашу сторону. – Именно поэтому ты выглядишь такой уставшей? Слишком много занималась любовью?
– Если бы! Ко мне вернулась та сумасшедшая, которая любит качаться по ночам в кресле.
Две ночи подряд (и в субботу, и в воскресенье) она вытягивала меня из постели и мучила мое несчастное тело. А ведь мне нужно было в выходные отдохнуть и выспаться как следует перед экзаменами.
– Что? Я думала, что с этим уже покончено.
– Я тоже так думала, – сказала я и, не удержавшись, подняла плечи (так обычно актеры выражают крайнюю степень изумления). – Ан нет! Похоже, демоны прошлого не исчезли. Они по-прежнему держат меня в плену.
– Вот это да! Как бы мне хотелось помочь тебе справиться со всем этим! – Кейт грустно улыбнулась. – Может быть, мы с тобой вечером побегам немного? Знаешь, пробежки всегда помогают мне освежить голову. В смысле… Ох, какая же я дура! Я хотела сказать…
Если бы все было так просто!
– Тихо. Парни уже близко, – замахав на нее рукой, прошипела я, пока они еще не слышали нас.
Али поцеловал Кейт, хотя это было запрещено школьными правилами. Абраим посмотрел на меня, вопросительно приподняв бровь. Он поцеловал меня лишь сияющими от радости глазами, но тем не менее у меня задрожали губы.
– Как экзамен? Сдала? – спросил он.
– Легко! Пришлось, правда, всю ночь просидеть над учебниками, – сказал я и сладко зевнула. – Слава богу, что на сегодня я уже отстрелялась. Завтра у меня два трудных экзамена. Зарубежная литература и английский. Мне еще столько новой лексики нужно выучить!
– Тебя отвезти домой? – спросил Али. – Мы тоже уже освободились, так что можем подбросить.
Я посмотрела на висевшие в холле часы.
– Через час за мной должна заехать мама. Нам с ней нужно будет кое-куда съездить.
Кейт похлопала меня по руке, многозначительно глядя на меня.
– Будете изгонять духов? – спросила она.
Я вдруг почувствовала, как у меня все сжимается внутри. Так, словно начался сердечный приступ.
– Ой! – застонала я, корчась от боли. У меня потемнело в глазах, закружилась голова, ноги стали ватными.
Кейт сжала мою руку, пытаясь удержать меня.
– Энж, что с тобой?
Абраим подхватил меня с другой стороны.
– Эй, ты в порядке? – спросил он.
– Не дай мне упасть на пол, если я потеряю сознание, – пробормотала я, глядя на него.
Он еще крепче прижал меня к себе, а я задержала дыхание, пытаясь сосредоточиться и не потерять сознание. Боль прошла так же внезапно, как и началась. У меня прояснилось в глазах, и я увидела испуганные лица Али и Кейт.
– Уф! Что за ерунда! Прошу прощения, ребята. У меня просто мышцу на ноге так сильно свело, что я едва не задохнулась, – объяснила я. Получилось вполне правдоподобно.
Братья посмотрели на меня с тревогой и сочувствием, а Кейт достала из косметички ибупрофен. И это значило, что они поверили мне. Если бы я сказала им, что у меня заболело в груди, то пришлось бы долго объяснять, почему и отчего. К тому же все уже прошло.
Мои друзья все-таки настояли на том, чтобы отвезти меня домой. Мы с Абраимом сидели на заднем сиденье, и он всю дорогу держал меня за руку. По его черным глазам было видно, что ему все еще хочется о многом расспросить меня, и он не делает этого лишь потому, что впереди сидит его брат. Когда я открыла дверцу, собираясь выйти из машины, он обнял меня и поцеловал в губы. Он впервые сделал это в присутствии посторонних.
– Обязательно позвони мне сегодня вечером, – сказал он. – Просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке.
Мама снова села в свое любимое кресло в приемной Линн и взяла в руки журнал, который она уже несколько раз прочитала от корки до корки. Господь милосердный, и эта женщина работает в библиотеке! Она могла бы принести с собой какую-нибудь книгу, чтобы скоротать время. Хотя она, наверное, не смогла бы читать, потому что непрерывно думает о том, что происходит в кабинете врача. Линн строго придерживалась принципа конфиденциальности, а мне не хотелось посвящать маму во все нюансы наших с Линн бесед, несмотря на то что почти вся мамина зарплата уходила на оплату сеансов психотерапии.
– У меня есть план, – сообщила я Линн и уселась на кушетку. – Вам нужно только дать мне толчок.
Линн столько раз погружала меня в состояние гипноза и применяла метод направленного формирования живых образов, что я с невероятной легкостью перенеслась из кабинета врача в глубины своего подсознания, в ту его особую область, где встречалась со своими двойниками. Должно быть, Одинокая была где-то там. Поразмыслив, я поняла, что это единственное место, где следует ее искать.
Я вновь перенеслась на крыльцо старой хижины. Выкрашенное голубой и желтой красками крыльцо. Казалось, что в хижине никого нет. Однако дверь, та самая дверь, входить в которую мог только Ангел, была слегка приоткрыта. Раньше ее никогда не оставляли незапертой.
Утренний ветерок шевелил легкое кружево паутины, которым была оплетена эта дверь. Взявшись за ручку, я дернула ее. Дверь заскрипела и, распахнувшись настежь, стукнулась о стену хижины. Внутри было тихо. Солнечный луч прорезал темноту, освещая сгорбленную фигуру в центре комнаты. Я услышала какие-то странные звуки, похожие на равномерное покачивание. Это скрипел деревянный пол под полозьями кресла-качалки.
Я шагнула в темноту. В углу тускло горела масляная лампа, отбрасывая длинную дрожащую тень на дальнюю стену.
– Кто ты? – спросила я почти шепотом.
Она подняла голову. Наши глаза наконец встретились. Значит, это и есть Одинокая. Та самая сумасшедшая, которая по ночам качалась в моем кресле. Ее щеки были влажными от слез. Ее лицо было моим лицом. Тем самым, которое я видела каждое утро, глядя на себя в зеркало. Однако сейчас, при тусклом свете лампы, оно казалось слегка желтоватым.
В руках она держала какой-то сверток. Она протянула его мне. Пожалуй, она хочет, чтобы я взяла его. Шагнув вперед, я взяла этот мягкий сверток. Это было одеяло. Шерстяное одеяло в бело-голубую клетку. Оно почему-то показалось мне знакомым. Одеяло развернулось, и его край свесился на пол.
– Кто ты? – всхлипывая, спросила она, и мне показалось, что я слышу эхо своего собственного голоса. – Где мой Ангел?
– Он улетел и уже никогда не вернется назад.
– НЕТ! – воскликнула она, обливаясь слезами, и протянула руки к одеялу.
– Прости меня, – сказала я. – Он был слишком жестоким и своенравным. Его нельзя было оставлять.
– Но кто теперь защитит моего ребенка? – прошептала она. – Где моя крошка?
Она свернула одеяло в кокон, так, как заворачивают младенцев, и прижала его к плечу.
О господи, одеяло!
Она прижалась к нему лицом, убитая горем, оплакивающая свою потерю.
– Я послала Ангела для того, чтобы он нашел моего милого малыша, – сказала она.
Господь милосердный! Это невозможно!
– Этот мужчина забрал его прямо из моих рук.
– Энджи, Энджи! – крикнула Линн, тряся меня за плечо. – Ты слышишь меня?
Ее голос вернул меня в саму себя. Я сопротивлялась, вырывалась, пытаясь возвратиться в темноту.
– Это невозможно! – выкрикнула я, узнав одеяло Сэма.
– Энджи, что с тобой происходит? Возвращайся! – приказала Линн, но ее голос растаял вдали, словно эхо.
С неожиданной силой Одинокая схватила меня за руку, и я, почувствовав резкую боль, согнулась пополам. Мне казалось, что меня ударили в живот ножом, я буквально задохнулась от боли. Я извивалась и кричала, оказавшись на кровати. Кровать была влажной от крови, и боль, нестерпимая, адская боль в животе становилась все сильнее и сильнее. Я хватала ртом воздух. Такого со мной еще никогда не было. Прямо перед собой я увидела чью-то голову. Эта голова наклонилась. Вцепившись в мои колени так, что от напряжения у него побелели пальцы, мужчина сказал:
– А теперь тужься. Сильнее тужься, любовь моя!
И я тужилась и кричала, чувствуя, как что-то выходит из меня.
А потом скользкий и пронзительно орущий младенец оказался в моих руках, и боль утихла. Я ощутила безмерное блаженство, когда увидела его маленькое красное личико.
– Это мальчик, – сказал мужчина. – Покорми его.
Он подтолкнул его головку с маленьким ротиком к моей распухшей, болезненно ноющей груди.
И я качала его и качала, завернув в одеяльце, и кормила его, и любила до того самого дня, когда этот мужчина сказал:
– Это просто невыносимо. У тебя совершенно нет времени на меня.
Он выхватил сверток из моих рук. Мое сердце разбилось на мелкие осколки, как фарфоровая чашка.
Одинокая отпустила меня. Связь оборвалась. Поток иссяк. Она так сильно сжимала мою руку, что на ней остались синяки. Шатаясь, я вышла из темноты и направилась к двери.
